— Я знал, что ты ко мне придешь, — глубокий, низкий голос искажала маска. — Филипп уверял, что ты предпочтёшь спасти девушку, но он всегда недооценивает женщин, что весьма опрометчиво.
— Филипп д'Акастер? Это он ваш главарь?
Человек засмеялся.
— Думаешь, у напыщенного петуха вроде него хватит знаний, чтобы вызвать к жизни Оулмена? Нет, госпожа, это я Аод. Я — этот огонь.
Откуда-то из глубин ужаса до меня донеслись мои собственные слова:
— Значит, ты напустил на деревню демона. И чудовищное нападение на Целительницу Марту — тоже твоя вина. Она была старой женщиной и умелым лекарем, и не сделала в жизни ничего кроме добра. Твой демон оставил её калекой, потерявшей речь и рассудок, а теперь она мертва. Бог накажет тебя за это. Но ошибаешься, если думаешь, что твой демон смог взять её душу. Всем демонам ада не справиться с такой верой, как у неё.
Снаружи дубового дупла вокруг деревьев полз туман, медленно шевелился, словно дышал, освещённый огоньком свечи. Но он не попадал внутрь ствола, как будто дупло закрывала невидимая дверь. Внутри дуба было темно и очень тихо.
— Бедную глупую Элдит послали выманить тебя, но мы не ожидали, что с тобой пойдёт старуха.
Человек опустил клинок, но всё так же крепко сжимал его в руке. Я понимала — он мгновенно поднимет меч снова, быстрее, чем я успею выбраться.
— Значит, ты хотел, чтобы демон убил меня.
— Твоя смерть пошла бы нам на пользу. Неважно — умерла бы ты или со страхом бежала прочь из Улевика — всё послужило бы нашей цели. В итоге ты помогла нам даже больше, чем мы надеялись.
— Я помогла вам? — меня ошеломили его слова. — Я никогда бы...
— Но ты это сделала. Оулмэн — такое же твоё создание, как и моё, госпожа. Я вызвал его из сумерек богов, но в тот день, когда ты сказала, что твоя подруга сразилась с ним и победила, ты дала ему силу. Ты объявила всем, что веришь в существование Оулмэна. Священник, говорящий, что изгоняет демона, создаёт его в этот самый момент своими словами. Ты, госпожа, дала Оулмэну жизнь, ты сделала из него демона, которого боятся, против которого сражаются.
Я всматривалась в чёрную фигуру и с тошнотворным ужасом понимала, что невольно сыграла им на руку. Назвав перед всеми Целительницу Марту победительницей этого чудовища, я намеревалась обратить в добро случившееся зло и тем признала его существование. Именно я сказала женщинам о том, как он ужасен, и о его огромной силе.
— Если я создала его — значит, тем легче я смогу его уничтожить, — сказала я. — Обещаю тебе — я сделаю это нынешней ночью, даже ценой собственной жизни.
— Мне говорили, что ты умная, а ты, госпожа, так до сих пор и не поняла. Пытаясь уничтожить Оулмэна, ты лишь сделаешь его сильнее. — Он рассмеялся. Звук смеха казался ещё страшнее от того, что шёл из глубины бесстрастной маски. — Разве не так учит ваша церковь? Ваши мученики, ваш Христос — кто бы услышал о них хоть слово, если бы люди, фанатики вроде тебя, не вздумали бы их убивать? Запомни, госпожа, хорошенько запомни: Оулмэна убить невозможно. Мы с тобой выпустили на волю легенду этой деревни, а легенду нельзя уничтожить. Можно лишить жизни человека, можно зарезать зверя, но нельзя убить демона или бога. Они бессмертны до тех пор, пока мы делаем их такими. Сражаться с ними — значит давать им ещё большую силу. — Он поднял меч и направил мне в сердце. Клинок сверкнул в свете фонаря. — Утром тебя найдут мёртвой, привязанной к этому дубу. Не могу сказать, как именно Оулмэн тебя убьёт. Может, вырвет кишки, как у бедной глупой Элдит, или станет отрывать куски твоей плоти, пока ты ещё жива. А возможно, сначала ослепит тебя или вырвет язык. Но он придёт до рассвета и возьмёт свою добычу. Я сделаю из тебя мученицу, госпожа. Ты ведь этого хотела? За этим ты сюда и пришла. Тебя будут помнить. Всякий раз, говоря про Оулмэна, назовут и твоё имя. А потом деревенские вспомнят старый уклад и вернутся к нему, уйдут из церкви, которая не может их защитить, уйдут от Христа, неспособного защитить тебя. Порядок будет восстановлен. Твоя смерть вдохнёт в Оулмэна жизнь. Это — истинное воскрешение, то, о котором нам известно с тех пор, как из костей и крови Ану была создана эта земля.
Мне стало плохо. Он собирался отдать меня этому демону. Я думала об измученном лице Целительницы Марты, об её искалеченном теле, о той деревенской женщине, лежавшей рядом с поваленным дубом. Такой найдут и меня? А если он прав? Что, если моя смерть только поможет этому созданию и ещё больше устрашит деревню? Меня станут проклинать ни в чём не повинные люди, возможно, и в будущих поколениях.
Туман вился вокруг старого дуба, как во сне, поднимая ядовитые испарения земли. На миг он собрался вокруг Мастера Совы, как будто позади него появилась старуха. В памяти как из тумана раздался предсмертный шёпот: «У них есть только половина заклинания. Ты не должна бояться, в тебе есть сила женщины...» Белый призрак на мгновение поднял пустое лицо, словно взглянул на меня, и его контур растворился в тумане, как лёд в воде.
Внутри меня рос страх. Мастер Совы прав, я нужна, чтобы дать демону жизнь. Я должна помешать ему, должна бежать. Если Мастер Совы собирается меня привязать, ему придётся положить меч. Если кинуться на него и ударить, может, удастся сбить с ног и вырваться. Он не сумеет найти меня в таком тумане.
Я проглотила комок.
— Если собираешься меня убить, имей смелость хотя бы показаться. Разве я не имею права увидеть лицо своего убийцы?
Он усмехнулся.
— А ты любопытна, госпожа. Хочешь увидеть, кто тебя победил? Что ж, думаю, ты вправе узнать, кто я. — Он стащил с лица совиную маску и на шаг отступил от дерева, чтобы фонарь осветил лицо. — Ну, госпожа, узнаёшь меня? Ты и я, мы с тобой не чужие. Мы встречались на Грине в тот день, когда ты приказала освободить из колодок ребёнка. Ты тогда думала, что можешь приказывать всем в Улевике.