Убить сову - Страница 20

В отличие от жилья прислуги, прочные серые стены Поместья были щедро украшены, хотя вряд ли «украшение» — подходящий термин для резных гротескных изображений людей и бесов, гримасничающих так, будто они превратились в камень именно в тот момент, когда кричали «убирайтесь прочь!». Фигурки людей напоминали те, что на деревенской церкви, но на главном доме Поместья между искривлёнными человеческими телами были вырезаны изображения собак, волков, львов и хищных птиц, терзающих жертвы, несомненно, чтобы напомнить всем взирающим — на земле есть силы, которых надо бояться больше, чем Сил Небесных.

Паж пробежал мимо меня вверх по каменной лестнице снаружи здания, в огромный холл. Он пробормотал что-то перед распахнутой дверью, потом промчался обратно вниз, как будто боялся, что его настигнет стрела.

Непонятно, к кому он обращался — когда я вошла в огромный, длинный, но узкий холл, он тоже показался пустым. Стены покрывали гобелены с батальными и охотничьими сценами, кровавые раны на телах людей и животных, закопчённые дымом во время долгих зим, запеклись и стали бурыми. Воск ночных канделябров всё ещё свисал жёлтыми водопадами с острых выступов стен, на длинном столе стояли чаши и блюда с объедками, но слуги, похоже, не спешили убирать этот беспорядок. Только огонь в камине горел вовсю, пламя ревело, как будто кто-то постоянно и неистово ворошил поленья.

На помосте в дальнем тёмном углу холла что-то шевельнулось. На шесте за самым большим и богато украшенным креслом сидел сокол. Наверняка во время трапезы это кресло занимал сам лорд д'Акастер. Птицу удерживали длинные путцы, но клобук не закрывал голову. Сокол наблюдал за мной блестящими янтарными глазками с чёрными зрачками. Уверена, д'Акастер развлекался кормлением птицы во время обеда, но я слышала, что некоторые люди держат сокола поблизости, опасаясь убийцы. Этих созданий обучают бросаться в лицо тому, кто имеет глупость нападать на их хозяина.

Птица яростно захлопала крыльями — из-за гобелена появился человек, должно быть, там скрывалась потайная дверь. Он направился через длинный холл ко мне. Я узнала лорда Роберта д'Акастера, мы довольно часто виделись, но мне никогда не представлялось случая поболтать с ним. Что ж, пусть подойдёт, я не собираюсь бежать ему навстречу.

— Вы не спешили, госпожа, — рявкнул он.

Он не предложил мне сесть или выпить и даже не поздоровался. Я просто стояла, ожидая, когда он подойдёт достаточно близко, чтобы поддержать вежливую беседу. У меня не было намерения повышать голос.

Не берусь судить о том, каким сотворил человека Господь, но сейчас я не могла не думать, что каков бы ни был замысел, его невозможно распознать под грузом дряблой плоти, свисающей с костей хозяина дома. Возможно, в юности Роберт д'Акастер и был красив, но сейчас остатки его волос цеплялись за голову редкими клочьями, как у линяющих кур, а маленькие глазки почти исчезли в живописных складках раздутого лица.

Он приблизился, и нахмурясь уставился мне в лицо. Но если он надеялся, что я дрогну, его ждало глубокое разочарование — я оказалась на добрых полголовы выше. Явно не привыкший, чтобы женщина смотрела на него сверху вниз, д'Акастер быстро отступил назад и зашагал туда-сюда передо мной. Иногда рост — это преимущество.

— Ты заберёшь мою дочь, — приказал он. — Я хочу, чтобы она тотчас же убралась из этого дома.

За спиной послышались приглушённые всхлипы. Обернувшись, я увидела бледную женщину с мягким безвольным лицом, сгорбившуюся на краешке скамьи в нише окна. Пухлые пальцы, унизанные кольцами, так нервно терзали носовой платок, будто она не сознавала, что делают руки, глаза опухли от слёз, а нос блестел и покраснел на кончике. Похоже, она долго плакала.

Разъярённый д'Акастер обернулся к ней.

— Я знал, что это твоё Богом проклятое отродье никогда не найдёт себе мужа, с того самого дня, как это жалкое создание сделало свой первый вздох. Господи, да лучше бы ей не родиться! Надо было мне сразу же её утопить, едва взглянул, но нет, у меня для этого слишком доброе сердце. Я её растил, кормил, одевал — и вот как она мне отплатила!

Его лицо побагровело от крика, а жена вжалась в стену, будто хотела с ней слиться. Казалось, он сейчас задохнётся от собственного гнева. Д'Акастер сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и взревел, словно приказывал охотничьей собаке.

— Агата! Ко мне! Сейчас же!

Что-то едва заметно мелькнуло в галерее над нашими головами.

— Да, ты, девчонка. Я знаю, что ты там. Спускайся немедленно.

Он снова начал мерить комнату шагами и бил кулаком по ладони до тех пор, пока девушка не оказалась у подножия узкой лестницы.

— Ко мне! — щёлкнул он пальцами.

Девочка осторожно приблизилась к отцу, крепко обхватив себя руками. На вид ей казалось не больше тринадцати, но что-то в её лице наводило на мысль, что она старше. Дорогое платье цвета бургундского вина было заляпано и порвано, на него налипли опавшие листья, ещё больше листвы запуталось в копне распущенных каштановых волос. Она была заметно напряжена и напугана, но несмотря на всё это, высоко держала голову, подбородок вызывающе торчал вперёд. Девушка благоразумно остановилась вне досягаемости отцовской руки. Она даже не взглянула на меня и смотрела перед собой, словно отгораживаясь от всех.

— Посмотрите на эту маленькую шлюху, — разорялся д'Акастер, кружа вокруг неё. — И это моя дочь. Вот кого я пригрел на своей груди. Я одевал, кормил и нянчил эту гадину, эту дьяволицу. И знаете, чем она отплатила мне за доброту? Я скажу вам. Развратом. Она без всяких причин нападает на своих благонравных сестёр. Отказывается заниматься женским рукоделием. Она тупая, своевольная и непослушная. И как будто всего этого недостаточно! Я и без того пожалел о том, что лёг в постель с её матерью, и тут вдруг узнаю — она ничто иное, как деревенская потаскуха.