— Ты не могла бы выполнить моё поручение, детка?
Я резко обернулась, чуть не опрокинув ведро. За спиной стояла одна из этих серых леди с корзинкой в руках. Ещё толще, чем старая Летиция. Он неё пахло мёдом, жареной свининой и пряностями, как от чего-то съедобного.
— Некоторые из бегинок и все дети сейчас на сенокосе. — Она показала в сторону луга на склоне холма. — У них с собой лук, хлеб и сыр, но я уверена, этого не хватит. Дети ужасно проголодаются после такой работы. Поэтому я испекла для них противень свежих лепёшек. Может, будешь хорошей девочкой и отнесёшь их на луг? Если я полезу туда — растаю, как кусок сала на огне. Она засмеялась, и её живот заколыхался под тяжелой серой юбкой. На лице выступили капли пота, как будто она уже начала таять.
Я пошевелила пыль пальцами ног.
— Надо набрать полное ведро, а то Ма разозлится.
— Сколько тебе платят за ведро?
— Пенни. — Я боялась взглянуть ей в лицо. Старая Летиция говорила, никогда нельзя смотреть в лицо ведьме, не то она тебя сглазит.
Она порылась в маленькой кожаной сумке на поясе и вытащила монетку.
— Вот тебе пенни. А если постараешься и поможешь там управляться с сеном, заработаешь ещё один. Ну, теперь иди, да смотри, не съешь по пути все лепёшки.
Я подняла взгляд, забыв, что нельзя на неё смотреть. Она ещё улыбалась, даже глаза прищурились в улыбке.
— Мне можно съесть одну?
В животе у меня заурчало.
Женщина открыла корзинку и сунула лепёшку мне в руку. Она была ещё тёплая и сочилась мёдом. Я слизнула мёд с пальцев, стараясь не потерять не капли, и откусила огромный кусок. Ма велит держаться подальше от дома женщин, но я же не входила внутрь, так? Я оглянулась на пустынную дорогу. Если я никому не скажу, никто и не узнает.
— Давай, детка, двигай задницей, — крикнула Пега.
Османна пристально смотрела с холма вниз, на лес. Похоже, она не догадывалась, что Пега к ней обращается.
— Клянусь, я её придушу, — проворчала Пега. — Мне придётся сделать две ходки, чтобы отвезти сено вниз, в сарай, а если она не поторопится, мы проторчим здесь до полуночи.
— Будь снисходительна к этому ребёнку, — попросила я, — она же не привыкла работать в поле.
— А, ну тогда пусть привыкает поскорее. Народ Улевика тащил на хребте несколько поколений д'Акастеров. Пора уже хоть одному из них узнать, что хлеб добывают потом и мозолями.
Пеге, способной одной рукой закинуть на забор дохлую овцу, легко говорить, но не всех нас воспитывали для работы в поле.
Жара сделала всех раздражительными. Воздух стал густым и знойным. Внизу, под нами, в жарком мареве мерцали поля, похожие на огромное озеро подёрнутой рябью воды. Даже здесь, на вершине холма, ни один лист ветвистых деревьев не шевелился от ветра, они стояли сонно и неподвижно. Полдень ещё не настал, но одежда уже прилипала к спине, а руки болели.
Я совсем не обязана работать в поле, как и остальные Марты, у каждой из них есть своя служба. К этому времени я могла бы уже стать Мартой, но Настоятельница Марта с самого начала настроена против меня. Знаю, это она меня не допускает, и не важно, что говорят остальные. Я вот что скажу — Настоятельница Марта может считать, что управляет бегинажем, только это не так. У всех нас есть своё мнение, и я перед ней пресмыкаться не стану. Прошло время, когда мной помыкали другие женщины.
Над лугом зазвенел громкий смех. По крайней мере, дети счастливы, благослови их Бог. Они любят собирать снопы сладкого и тёплого сена, хотя больше разбрасывают, швыряясь друг в друга, чем собирают. Для них это не работа, они просто счастливы возможности уклониться от уроков.
Только малышка Марджери держалась застенчиво. Она остановилась позади нас, с пальцем во рту и глядя вниз, на склон холма и реку, сверкающую под тусклым солнцем.
— Откуда вытекает река, Пега? — спросила она.
— Река вытекает из ручья, ручей из маленького ручейка, а тот — исходит из пруда Ану, далеко отсюда, на больших холмах. Там они все начинаются.
— А что это — пруд Ану? — спросила Марджери.
— Там живёт Чёрная Ану. Она даёт жизнь реке. Река вытекает между её ног. Разве ты не слышала о Чёрной Ану?
Марджери покачала головой и улыбнулась, ожидая продолжения.
— Она из племени фей — наполовину женщина, но у неё ноги козы, только их никогда никто не видит, она прячет ноги под одеждой. Днём она крепко спит в чёрном пруду и просыпается в ведьминском ночном свете. Одежда у неё зелёная, как болотная тина, а за спиной развеваются серебряные волосы, сияющие в темноте. Она так прекрасна, что никто, хоть раз взглянув на неё, не может отвести глаз. Только это просто колдовство, на самом деле она — высохшая старая карга с чёрным, как болотная топь, сердцем. Если кто-то посмеет приблизиться к её логову, Ану завлекает его танцем, пока человек не запутается в её волосах, а после утаскивает в глубину пруда и топит. А потом... — Пега протянула длинные руки, сгребла Марджери и зашипела ей в ухо: — она вонзает в него зубы и выпивает всю кровь. — Она ущипнула Марджери за шею, и малышка побежала прочь, вопя от восторга и ужаса.
— Османна, — снова прикрикнула Пега. — Тащи сюда тележку для сена, быстро!
Бедняжка вздрогнула и обернулась к нам, сжав кулаки, как будто собиралась броситься в драку. Османна всегда кажется насторожённой, готовой защищаться. Постоянно оглядывается, даже когда говоришь с ней, как будто боится неожиданного нападения.
Пега рассерженно покачала головой, а Кэтрин, всегда готовая броситься на помощь Османне, потащила тележку вверх по склону. На маленьких лугах не набрать целый воз, поэтому мы пользовались тележками.