Убить сову - Страница 6

Майский день

Второй из трех дней костров Белтейна и день святой Вальпургии. Вальпургия родилась в графстве Эссекс (Англия) в восьмом веке. Стала настоятельницей двойного монастыря Хайденхайма (Германия), управляя одновременно монахами и монахинями.

Агата

Меня внезапно разбудил громкий лай. Все собаки в Поместье тявкали. И неудивительно — похоже, мимо наших ворот неслась шумная охота. Я выглянула в створчатое окно.

Хотя ещё едва рассвело, на дороге у Поместья толпились чужаки, спешащие на ярмарку, в Улевик. По камням грохотали телеги. Девчушки гнали большие стаи шипящих гусей. Старухи тащили на длинных верёвках блеющих коз, которые путались под ногами уличных торговцев, сгибавшихся под тяжестью тюков с товаром. В длинных тяжёлых повозках, запряжённых волами, среди тюков и бочек сидели на корточках женщины, болтали или пели. Дети бежали рядом, цепляясь за повозки, визжа и смеясь, когда фургон подбрасывало в дорожной колее. Молодые люди перебирались через канаву к насыпи, где распустились жёлтые первоцветы, и бросали букетики хихикающим девушкам в тележках, выпрашивая поцелуи. Хотелось бы мне быть в одной из этих телег, хотелось, чтобы какой-нибудь мальчик осыпал цветами мои колени. Но я знала — никто и никогда не попытается получить мой поцелуй.

Я оделась намного раньше остальных членов моего семейства и нетерпеливо шагала взад-вперёд по огромному холлу. Мне отчаянно хотелось быть там, среди толпы. Но матери и сёстрам требовалось, чтобы каждая складочка на их покровах лежала идеально ровно. Думаю, они делали это для того, чтобы заставить остальных ждать, зная, что Майский день не начнётся без нас, поскольку мой отец, лорд Роберт д'Акастер, был хозяином этой ярмарки.

И наконец, отец возглавил шествие нашей семьи и слуг по Улевику, в сторону Грина. Он с важным видом шёл впереди, широко расставляя толстые ноги, как маленький мальчик, намочивший штаны. Несмотря на холодный день, мясистое лицо уже раскраснелось и вспотело от усилий. Мать плелась рядом, держа его под руку, потупив взгляд, словно боялась того, что может увидеть. За ней чинно, рука об руку, следовали мои сёстры-близняшки, Энн и Эдит. Никто не сказал бы, что они мне родня.

Я похожа на мальчишку, как всегда говорила мне мать, слишком маленькая, слишком худая, слишком бесцветная. Волосы у меня каштановые, как у матери, только мои вьются, и как обычно, этим утром они отказались держаться в причёске, хотя горничные долго драли их гребешками. Девушки ворчали и ругались, уверенные, что мать накажет их, но им не стоило волноваться. Она всегда и во всём винила меня, так почему бы и не в этом, как обычно?

Волосы Энн и Эдит, конечно же, гладко причёсаны, идеально заплетены и уложены кольцами за ушами, как их закололи горничные. Обе мои сестры унаследовали рыжеватые волосы отца и бледное лунообразное лицо матери. Целомудрие близняшек мать охраняла пуще собственных драгоценностей, поскольку отец требовал, чтобы ни одна из них даже не поднимала на мужчину взгляд до того, как в целости и сохранности не будет выдана замуж. Отец решил сохранить богатство в семье и пообещал одну из моих сестёр своему племяннику Филиппу. Которую Филипп выберет — отцу было неважно. Но тот не спешил выбирать — слишком много удовольствия ему доставляли служанки.

Меня, по крайней мере, не выставляли на продажу. Хотя я всего на год младше близняшек, меня не предлагали никому. Мои милые сестрички никогда не упускали случая напомнить, что я родилась под звездой Демона, и затащить меня в постель не рискнёт даже старый попрошайка Том. Думаю, в этом мне повезло.

Кузен Филипп отбился от нашей процессии задолго до того, как мы подошли к Грину. Я понимала, что он уже заскучал и искал, с кем бы поразвлечься — он постоянно оглядывался вокруг, подмигивал и строил глазки всем хоть сколько-нибудь сносным женщинам, не обращая внимания на приветствия и поклоны всех остальных. Говорили, что Филипп выглядит в точности, как мой отец в молодости, но на этом сходство и заканчивалось, поскольку отец считал прелюбодеяние величайшим из грехов.

Слуги шептались — удивительно, что лорд Роберт вообще произвёл на свет детей, поскольку никто не видел, чтобы он с нежностью прикасался к моей матери. Отец даже смотрел на неё чаще всего так, словно она вызывает у него отвращение. Он постоянно требовал, чтобы бедный отец Ульфрид читал проповеди о том, как блудники и прелюбодеи будут жариться в самой горячей яме ада, хотя отец Ульфрид пытался возражать, что эта яма предназначена для худших грешников. Но если проповеди предназначались для обуздания аппетитов моего кузена Филиппа, то действия они не имели, поскольку в церкви он бывал слишком редко и поучений не слышал.

Из толпы доносились громкие крики — выпустили жертвенного барана, остриженного и смазанного жиром. Молодые парни, уже раздевшиеся по пояс, подталкивали друг друга, собираясь пуститься в погоню, девушки их подбадривали. Когда парни с гиканьем бросились за бараном, тот, как будто предчувствуя свою судьбу, сначала легко обыграл их, пробежав вокруг площади, через тщательно ухоженные огороды, уворачиваясь от визжащих и размахивающих палками и кастрюлями хозяек, чьи травы вытаптывал он и его преследователи. Но баран в конце концов устал, и хотя, будучи загнанным в угол, смело попытался броситься на своих мучителей, лидер стаи юнцов схватил его за рога и швырнул на землю.

Животное украсили венком и привели к церкви. Там ему перерезали горло одним быстрым взмахом, и в подставленный таз потекла дымящаяся кровь. Сияющее лицо и грудь победителя окрасились алым. Он взобрался на лестницу, установленную перед церковной дверью, и вымазал кровью барана зияющие гениталии голой старухи, Чёрной Ану, вырезанной над дверью.