Убить сову - Страница 81

— Это неважно. Вопрос, в первую очередь, в том, как Андреа получила гостию? Я не давал его ей и думаю, священник из церкви святого Андрея тоже. Тогда кто?

Я судорожно вздохнула, стараясь сохранить непроницаемое лицо. Я молилась, чтобы и Целительнице Марте удалось остаться невозмутимой, но боялась даже взглянуть на неё. Я знала, что любую попытку переглянуться священник воспримет как признание вины.

— Разве анонимный доносчик ответил тебе не на все вопросы, отец Ульфрид?

— О да, разумеется, — сказал он. — Мне известно всё, произошедшее здесь, каждая мерзость, совершённная за этими стенами. — В тускло-серых глазах мелькнула ярость. — Как вы посмели позволить монаху давать Андреа освящённый хлеб? Гостию могут давать только священники. Этим глумлением над таинством вы отправили в ад душу Андреа, а вместе с ней и собственные души. Вы и вправду думали, что никто не увидит, как тот монах по ночам приползает к вашим воротам? Какие ещё грязные делишки совершал он за этими стенами? Может, ваши женщины занимались с ним блудом?

Я вздохнула с облегчением. Всё же священник не узнал всей правды. Он поверил, что это францисканец давал Андреа гостию. Я не стану этого отрицать. Отец Ульфрид и так обозлён, что монах покусился на его права священника, а уж то, что это могла сделать женщина — далеко за пределами его самых диких кошмаров. Слава Богу, такое даже не пришло отцу Ульфриду в голову.

Отец Ульфрид явно принял моё молчание за признание вины. Гнев в его голосе сменился холодной уверенностью в своей власти.

— Ты и твои женщины предстанете на мессе в ближайшее воскресенье, босые и в одних сорочках. Я приму у вас исповедь перед всей паствой, и вы публично покаетесь в своих преступлениях. Вы будете...

— В чём это мы должны каяться? — перебила я. — Разве ты забыл весть, что привела тебя сюда? Бог сохранил облатку в пламени. Разве Он удостоил бы нас таким чудом, если бы мы осквернили Его тело? Сама Андреа просила о причастии, зная, кто его совершит. Разве могла святая на смертном одре так заблуждаться, оставаясь святой?

Лицо отца Ульфрида побелело от злобы в ответ на мою дерзость.

— То, что эта Андреа не смогла проглотить святое тело Господа, показывает, как тяжелы её грехи, а также что Бог отклонил отпущение грехов, полученное от францисканца. — Он крепко сжимал кулаки, и казалось, с трудом удерживается от того, чтобы меня ударить. — То, что вы пытались сжечь свидетельство вашего греха, доказывает вашу вину в этом фарсе. Бог сохранил святое тело от огня, чтобы разоблачить перед всеми ваше преступление.

Он шагнул вперёд, и его лицо оказалось совсем рядом. Он пытался испугать меня и заставить отступить, но я была выше него, и он не достиг желаемого эффекта. Я осталась на месте.

— Я так понимаю, отче, ты отрицаешь, что Андреа умерла святой? Разве не странно, что чудо последовало за смертью грешницы? Я согласна, многие причащались, имея на душе неисповеданные грехи, но за этим не последовало никаких чудес.

Он недолго колебался, не зная, что ответить. Потом вздёрнул подбородок.

— Наверняка таинство было навязано ей во вред, без согласия, пока она была беспомощна. Ты и тот монах из зависти и злобы решили утащить её душу в ад вместе со своими. Вы придёте в воскресенье, как я велю, и доставите ко мне чудотворную облатку — перед всей паствой, в тот же день. Если же вы этого не сделаете, ты и все, живущие в вашем бегинаже, будут отлучены от церкви. Тебе и твоим женщинам будет отказано во всех церковных таинствах. Если не раскаетесь, умрёте без исповеди и христианского погребения. Сам дьявол потащит вас в неугасимое адское пламя. А уж я постараюсь, чтобы каждый в Улевике, мужчина, женщина или ребёнок, узнали, что ни одной христианской душе не разрешено торговать с вами или входить в ваши ворота, иначе их ждёт такое же наказание. Многие ли из них приведут к вам больных, зная, что тем самым обрекут их на вечные муки? — Последние слова он выкрикнул с видом победителя.

— Избавь меня от своих угроз, отец Ульфрид. Ты уже отлучил от церкви половину деревни за то, что они не платят тебе десятину. Так почему бы им не прийти к нам? А что касается больных, большая часть их здесь потому, что матушка-церковь по своему великому милосердию прокляла и изгнала их. Церкви пусты, как кошель нищего, и неудивительно — люди получают больше утешения от хозяев пивных, чем у священников. И теперь за пределами церкви остаётся больше народа, чем внутри. Не всё ли им равно, что ты запрещаешь похороны в границах церковной ограды, если они не могут заработать на оплату, которую ты за эти похороны требуешь? Те, кто ещё обращается к Богу, молятся далеко от церкви, там, где воздух чище, а голоса не душат твои лицемерие и жадность.

Меня трясло, и больше я ничего не могла сказать, боясь, что голос сорвётся. После длинной паузы я повернулась к нему спиной, обняла Целительницу Марту, и мы пошли внутрь.

— Мне нужна реликвия, — крикнул он вслед. — Она должна быть у меня. Я ваш священник. Вы не смеете мне отказывать. Во имя святой церкви приказываю... — Он продолжал выкрикивать угрозы, пока Привратница Марта запирала за нами ворота. Она оттащила свою жаровню от входа к небольшому углублению в стене, и мы с Целительницей Мартой с удовольствием отогрели руки над огнём.

— Пришёл сюда требовать нашу реликвию, никогда ничего подобного не слышала, — Привратница Марта накрыла мою руку мозолистой ладонью. — Не обращай на него внимания, Настоятельница Марта. Собака лает, ветер носит. Женщины Улевика понимают, как много добра ты для них делаешь, гораздо больше, чем он, и очень тебе благодарны.