Убить сову - Страница 125

К оглавлению

125

Декан перевёл взгляд на Беатрис.

— Встань, госпожа.

Она не шелохнулась и даже не посмотрела на него.

— Госпожа!

Я толкнула её, заставив подняться на ноги, но она так и не глядела на декана.

— Ты Беатрис, полагаю.

Она едва заметно кивнула.

— Хотя это, несомненно, не твоё Богом данное имя, именно оно должно быть записано, не то мой идиот-писарь обгадится, если мы озадачим его хилый мозг другим.

Толпа засмеялась, и декан поднял руку, призывая к тишине. Беатрис пристально смотрела на сухие соцветия пижмы, рассыпанные среди камышей на полу.

— Ну же, дорогая, — мягко сказал декан.

Беатрис подняла взгляд, услышав внезапную перемену тона, и он улыбнулся.

— Не надо бояться. Тебе надо только сказать правду — и всё будет хорошо. Ты понимаешь?

Нога человека, сидящего рядом со мной, дрожала. Но от волнения ли, от мрачных предчувствий или паралича — сказать невозможно.

Беатрис осторожно кивнула.

— Хорошо. Тогда начнём. Агата ведь не принимает участия в таинствах, так?

— Нет, она отлучена... Как и все мы.

Он ободряюще кивнул.

— И конечно, она страдала, лишившись утешения святой церкви?

— Мы... мы все страдали.

— Несомненно. Как и всякая христианская душа. — Он соединил кончики пальцев, словно погрузился в раздумья. — Но скажи мне вот что: казалась ли Агата более огорчённой, чем остальные?

Беатрис колебалась, безумно глядя на меня.

— Нет.

— Значит, не более, Беатрис. Ну, тогда, может, менее?

— Нет... не менее, — голос Беатрис задрожал.

— Признаю ошибку, — склонил голову декан. — Конечно, ты права. Не менее. На самом деле — совсем никак. Агата совершенно не была расстроена, ты ведь так сказала, Беатрис?

— Я не...

— Видишь ли, достоверно известно, что Агата заявляла, будто таинства не нужны для спасения, а гостия не обращается в руках священника в тело нашего благословенного Господа. Это верно, Беатрис? Разве не так ты сказала деревенским, когда те пришли к вашим воротам? Даже не пытайся это отрицать, Беатрис, — с десяток человек поклянутся именем Бога, что слышали от тебя эти слова.

Настоятельница Марта

В воду мягко скользят первые капли дождя. Это замечают только безумцы да отшельники, но и они ничего не говорят. Капли падают одна за другой, мелкая рябь набегает на гладкую, как зеркало, поверхность пруда. У нас, живущих в этом мире, вечно нет времени смотреть на отражения. Мы не замечаем их трепета.

Что значит одна капля в озере воды? Лишь когда они застучат часто и яростно, мы замечаем начавшийся дождь. Он хлещет кожу и мочит одежду, но тогда искать убежища уже слишком поздно. Не так ли начался и Великий Потоп — с единственной капли, незаметной и ничтожной? Если бы я видела, как упала первая капля — поняла бы опасность? Могла ли я спасти все наши труды от этой катастрофы?

Марты вжимались в свои кресла в полутёмной часовне — головы опущены, лица скрыты в тени. Никто не двигался. Никто не произносил ни слова. Никто даже не смотрел на меня. Я сидела так же безвольно, как и остальные. Я исчерпала запас слов. Что ещё я могла им сказать? Сколько я могу повторять одну и ту же историю, одни и те же оправдания?

За стенами часовни бился и выл дикий ветер. Качались ставни на окнах, шипел древесный уголь в горящей жаровне. У этой ночи только неживые голоса. Мы плотнее кутались в плащи, как уличные попрошайки в солому. Должно быть, уже почти два часа ночи. Мы все устали, надо бы пойти спать, но у меня не было сил приказывать Мартам разойтись, придётся им самим решать.

— Но ведь наверняка мы можем как-то ей помочь. Наверняка, — голос Кухарки Марты был полон слёз.

— Я уже говорила тебе, Кухарка Марта, — устало сказала я, — её судьба теперь в её руках. Мы больше ничего не можем сделать.

— Ты говорила, декан приказал в течение недели передать церкви чудотворную облатку. Если мы предложим ее сейчас, может, они... — Она смотрела на меня, как умоляющий ребёнок.

В мерцании тусклых свечей позолота на ковчеге с реликвией поблекла, он почти исчез из вида. Я не стала отвечать Кухарке Марте, только покачала головой. Дело зашло гораздо дальше облатки Андреа. Она что, не поняла мои слова? Взятка не спасёт Османну, чудо не поможет. Лишь два коротких слова, но Османна их не произнесёт.

Хозяйка Марта протянула руки к гаснущим уголькам жаровни.

— Девочка всё поймёт и раскается, как только хорошенько поразмыслит. Если ты потвёрже поговоришь с ней, я уверена...

— Я уже говорила, — выкрикнула я.

Лицо Кухарки Марты сморщилось. Я знала, нельзя терять присутствие духа, но так измучилась, что не смогла сдержать гнев. Они винят в случившемся меня, но виноваты во всём собственное упрямство Османны и длинный язык Беатрис.

— Я очень долго говорила с Османной, — сказала я, смягчив тон. — Но она ожесточилась. А теперь у неё осталось только два дня.

— Но она же не собирается упорствовать до конца, — сказала Учительница Марта. — Может, если я поговорю с ней... то есть, я не имела в виду, Настоятельница Марта...

Я отлично понимала, что она имела в виду.

— Прошу, продолжай, Учительница Марта. Ты имеешь право сказать то, что думаешь. Как и все остальные.

— Я только хотела сказать, что возможно, всё дело в её гордости. Ты же знаешь, как она упряма, когда сталкивается с чьим-то авторитетом. Возможно, если я или кто-то другой...

— Ты вполне можешь попытаться, Учительница Марта, ты или кто-то другой. Я не призываю отказаться от попыток ее образумить.

Учительница Марта облегчённо кивнула.

125