Убить сову - Страница 38

Сгорбившись, шаркая ногами, не поднимая глаз от грязной изрытой дороги, Ральф поплёлся за мной. Я могла бы привести его хоть прямо в ад, и он не возразил бы, он был уже там. Позади нас, в полном молчании, как скорбящие за гробом, следовала маленькая группа бегинок. Я старалась как можно дальше обойти деревню, опасаясь реакции селян при виде возвращающегося прокажённого. Но последняя часть пути пролегала мимо дальних домов, их никак не обойти. Я надеялась, что дождь удержит внутри их обитателей, но дети, не боясь промокнуть, играли прямо перед нами, на дороге.

Завидев нас, дети с криком бросились домой, поднимая тревогу. Жители деревни выглядывали из своих домов, собирались на дороге. Сворачивать было некуда. Я выпрямилась во весь рост и уверенно шла вперёд, глядя перед собой, чтобы они поняли — я не позволю перекрыть нам путь. При нашем приближении деревенские начинали свистеть и кричать. В нас летели гнилые овощи и яйца. О мою грудь разбилось тухлое яйцо, желудок сводило от вони. Неожиданно Ральф остановился, и идущие сзади женщины чуть не налетели на него. Он дрожал.

Он не мог сдвинуться с места, и я взяла его за руку и потянула за собой, сделав женщинам знак не останавливаться и держаться рядом. И тут я почувствовала, что кто-то тянет Ральфа с другой стороны. Маленькая рука Османны крепко подхватила его под руку. Я поймала её взгляд и одобрительно улыбнулась. Если когда-нибудь она сумеет справиться с собственным духом так же, как сейчас сжимала руку этого несчастного — она станет настоящей бегинкой.

Кто-то плюнул мне в лицо. Отвратительная слюна стекала по щеке, но я чувствовала уверенность — они не посмеют приблизиться и дотронуться до нас, боясь заразы. Я лишь молилась, чтобы они ограничились швырянием яиц, лишь бы никто не поднял камень. Все бегинки были уже покрыты грязью и навозом, сыпавшимися на нас со всех сторон. Деревенские громко кричали, пока мы шли между ними, лица искажали страх и злоба.

Наконец, крики позади утихли. Как только мы миновали дома, их обитатели, казалось, утратили к нам интерес. Только несколько детей ещё бежали за нами, держась не безопасном расстоянии. Дети выкрикивали оскорбления и швыряли грязь, но были слишком далеко, чтобы причинить нам вред. У ворот бегинажа я решилась оглянуться. Никто уже нас не преследовал. Я позволила себе облегчённо вздохнуть и с силой втолкнула Ральфа внутрь. Теперь мы в безопасности, но надолго ли?

Отец Ульфрид

Я сел ужинать, и тут все началось. Снаружи было темно и тихо. Мне следовало бы сообразить — слишком тихо. Ни пьяного смеха мужчин, плетущихся домой из таверны, ни шумных ватаг юнцов, собирающихся где-то поблизости. Это должно было заставить меня насторожиться, но я слишком устал и проголодался, чтобы что-то заметить.

После вечерни я ушёл из церкви позже обычного. Ничто меня там особенно не задерживало, да и церковь была почти пуста, но я остался помолиться и потерял счёт времени. Мне было о чём молиться в тот день. Изгнание Ральфа, те безрассудные женщины, что бросили мне вызов и повели его назад, в деревню, а больше всего — тоска по Хилари, заставлявшая меня лежать без сна долгими одинокими ночами, проклятое болезненное желание, в котором я не смел признаться ни одной живой душе.

Девушка, готовившая для меня, уже ушла домой, оставив ужин на столе, рядом с незажжённой свечой — окорок на косточке, сыр и маленький бобовый хлебец. Насколько я помнил, мяса на кости осталось заметно меньше, чем было после обеда, в полдень. Придётся снова поговорить с ней об этом.

Я отрезал кусок окорока, когда послышался грохот, так неожиданно, что я дёрнулся и нож скользнул по пальцу. Боль от пореза на мгновение заглушила шум, но когда я осмотрелся в поисках тряпки, чтобы остановить кровь, звуки раздались снова. Шум шёл откуда-то с улицы. Плотно завязав порезанный палец, я осторожно приоткрыл ставню оконца и выглянул наружу. Грохот немедленно стал громче. Он звучал так, будто сотня кузнецов одновременно колотит по наковальням. В дальнем конце улицы я увидел огни покачивающихся факелов.

Я поспешно бросил свиную ногу и натянул ботинки, стараясь не задевать пульсирующий от боли палец. Я схватил посох, поскольку не знал, с чем встречусь, и осторожно прошёл по тёмной пустынной улице.

Подойдя поближе, я увидел толпу, в основном, мужчин и мальчишек. Некоторые держали горящие факелы, но у большинства в руках были железные горшки, клещи, щипцы, утюги и разные другие куски металла, и они яростно ими стучали. Дети размахивали над головами трещотками для отпугивания птиц. Все сгрудились вокруг одного дома, вытаптывая травы и овощи, ломая ягодник, подбираясь к закрытым дверям и окнам. Во всём этом хаосе и темноте я только через несколько минут разобрал, чей это дом. Это был дом Ральфа.

Я узнал одного из мужчин, стоящих рядом, и схватил за руку.

— Алан, что происходит? — мне пришлось кричать, чтобы он услышал сквозь грохот.

Он неохотно обернулся и проревел мне в ухо:

— Просто немного пошумим, отче. Тебе не о чем беспокоиться.

— А почему у этого дома?

Он потряс головой, не разобрав вопрос из-за грохота.

Я бесцеремонно схватил его за руку и оттащил в сторонку. За ним последовал его сын, Уильям, непрерывно колотивший в трещотку. Я рассерженно выхватил трещотку у него из рук, мальчишка с негодованием взглянул на отца, явно надеясь, что тот вмешается, но Алан ничего не сделал.

— Что это значит, Алан? Ральфа там нет, ты же знаешь.

— Зато там его жена и дети.

— И вы их пугаете? Почему? Что они вам сделали?