Убить сову - Страница 74

— Господи, спаси нас... — Ма крепко прижала меня к себе, чуть не раздавила.

— Аминь... А то ведь в наших краях и знахарок больше не осталось, одна старая Гвенит. Дай Бог, чтобы бабка научила её словам, которые могут связать демона, иначе на этот раз его никому не остановить, даже тем, кто разбудил.

Летиция снова перекрестилась.

— Ты же слышала про малыша Оливера, сына несчастной Элдит? Конечно, кто же не слышала. Тела его так и нет. Бедная женщина почти сошла с ума. Я каждый день к ней хожу, чтобы хоть немного успокоить, сама уже вся извелась. Но после того дня — что ей скажешь? И вправду, тёмные силы забрали тело невинного ребёнка ради своих чёрных дел. — Летиция потихоньку двигалась ближе к Ма. — Хочешь уберечь своих детей, дорогая, — держи их к себе поближе.

Ма повернула меня лицом к себе.

— Вы оба, сейчас же домой, и сидите там. И чтобы теперь никто на улицу не высовывался, пока солнце высоко не взойдёт. И обратно возвращайтесь прежде, чем позвонят к вечерне. Поняли?

— Ну, Ма... — заныл Уильям.

— Сейчас же оба в дом, и никаких разговоров.

Ма больно шлёпнула меня и подтолкнула к двери. Это было несправедливо. Я не сказала ни слова, это Уильям с ней спорил.

Уильям пнул дверной косяк, но не посмел ничего возразить Ма. Он уселся на пол у очага.

— Глупые девки. Я бы не стал с криком убегать от Оулмэна. Я хочу его увидеть. Пусть даже не думает, что я буду сидеть дома.

— Ага, и я тоже, — я старалась казаться такой же мрачной, как он, и пнула ближайшую скамейку, та опрокинулась, из миски, которую Ма на ней оставила, высыпались на пол бобы. Они раскатились по толстому слою камыша, устилавшего пол. Ма меня убьёт! И зачем она там поставила миску? Я полезла собирать мелкие бобы, но каждый раз, как я хватала один, несколько других проваливались вниз.

— Получишь хорошую трёпку, когда Ма это увидит, — ухмыльнулся Уильям, нарочно расталкивая ногой бобы.

В животе заныло. Я ещё чувствовала, как меня шлёпнула рука Ма. Я подкралась к двери. Можно удрать, пока она ещё болтает с толстой Летицией.

— Эй, ты это слышала? — Уильям бросился к окну.

— Что?

— Крылья, огромные крылья. Слышишь, как хлопают? Видишь ту чёрную тень? Не завидую тому, кто сейчас окажется там один.

Летиция говорила, та птица больше кузнеца Джона, с совиной головой и большими страшными когтями. Только вчера я видела сокола, поймавшего полевую мышь. Он сидел, сжимая в лапе маленькое тельце, рвал шкурку и внутренности крючковатым клювом, красным от крови. Я вздрогнула. Что может сделать птица размером с кузнеца Джона?

Отец Ульфрид

Я вышел из уборной — и вздрогнул от неожиданности. Я и не слышал, как этот мальчишка пробрался в мой двор. Уильям, сын Алана, стоял прислонившись к дверному косяку, пожёвывал прутик и лениво шевелил в пыли пальцами босых ног. Он ухмыльнулся, увидев, что испугал меня.

— Если ты принёс письмо, надо стучаться в дверь, — проворчал я. Господи, я же приходской священник. Они считают, что можно вот так просто шляться по моему дому, как будто я простой серв?

— Я стучал, — он даже ветку изо рта не вынул. — А ты не ответил.

— Значит, нечего меня беспокоить.

Люди весь день стучались в мою дверь, особенно эта старая сплетница Летиция, но я не мог никого видеть. Мне до сих пор было плохо от мыслей о ночи Всех святых, а перестать об этом думать я не мог. Но я находил себе оправдание. Соломенное чучело, сожжённое на костре, было набито чёрной беленой. Я узнал её отвратительную непроходящую вонь в углях, оставшихся от костра на следующее утро. Белена одурманивает и приводит в ступор тех, кто ею дышит. Меня отравили, лишили разума — как же я мог справиться с тем демоном? Однако где-то глубоко внутри я понимал, что одурманенным или в здравом уме — мне всё равно не хватило бы духа противостоять чудовищу. Даже столкнувшись со старой Гвенит, я не сумел прибегнуть к помощи священных слов, чтобы защитить себя, а она хоть и ведьма, но всё же простая смертная.

Уильям с ухмылкой наблюдал за мной. Похоже, этот противный ребёнок слышал, что я удрал, и здорадствует.

— Чего тебе, мальчик? — проворчал я.

— Ходят кой-какие слухи, может, и ты захочешь знать, насчёт дома женщин. Говорят, у них есть святыня, которая спасает от чёрного мора.

— И что за святыня?

— Одна женщина, Энн... нет, мужское имя... а, вспомнил, Андреа. Она умирала, и её вырвало причастием. Женщины попытались сжечь его, только оно не горело. И они поняли, что это чудо.

— Кто тебе это сказал, Уильям?

— Сестра, вот кто. Она не хотела, но я сказал, если выдаст мне секрет, я не скажу Ма про бобы. Отец говорит, у девчонок и у женщин всегда есть секреты, — он снова ухмыльнулся. — И правда. Сестра говорит, те женщины прячут эту святыню от всех.

Святыня в навозной куче — как это возможно? Если и впрямь случилось чудо, неудивительно, что женщины из бегинажа молчат о нём. Они знают, что не вправе хранить святыню. Любые облатки, с чудом или без, можно хранить только в освящённом месте — в церкви или монастыре. А эти женщины даже не монахини, они и прикасаться не должны к Телу Христову, тем более хранить его в своих горшках и кастрюлях. Если слух об этом дойдёт до епископа, он потребует, чтобы святыню тут же отправили в Норвич.

Но как же могло отшельницу Андреа на смертном одре вырвать гостией? Меня не звали её соборовать. Может, они вызвали священника из другого прихода? Если так, он прикарманил плату, который должна пойти в церковь святого Михаила. Это серьёзное оскорбление для меня, как для священника, но кроме того, я нуждаюсь в каждом пенни платы за обряды и десятины, какой только могу собрать. Мне же как-то надо собрать денег, чтобы выкупить серебро. И как будто этого мало, я узнаю, что какой-то другой священник меня обокрал. Интересно, только один раз? Сколько ещё моих прихожан он исповедал, сколько детей крестил?